Доценко И.И.

“Царский Венец”.

 

Одной из самых древних и важных царских регалий является корона – парадный головной убор царя. В русском языке его еще обозначают словами «диадема» и «венец». Но, следует оговориться, «венцом» и «короной» обычно называют царский головной убор с основанием круглой формы и с особо примечательным, по-царски украшенным верхом, а к атрибутивной головной повязки царей, которую они носили в древности, единственно применимо ее древнегреческое название «диадема».

Покоясь на голове царя, видимым образом возвышая его человеческое существо, корона отражает саму идею превосходства того, кому она принадлежит. Отношение к царю, как правило, имело особый характер, основанный на даровании ему высшей власти и той харизмы, которая его по-особенному внутренне обогащала и обеспечивала государство мудрым правлением и долговременным процветанием. Поэтому издревле во многих традициях корона представлялась еще и видимым непосредственным проводником особых божественных дарований.

В данной статье говорится преимущественно о царских венцах в культурах древних индоевропейских народов. Индоевропейцы – самые известные потомки Иафета. Их еще называют «арийцами» или «ариями», но в современной отечественной академической науке эти названия применимы только к индоариям и иранским ариям,- индоевропейцам-кочевникам, заселявшим во 2 тыс. до Р.Х. Северный Индостан и территорию современного Ирана.

Великое обетование, данное Иафету праотцем Ноем, говорит об исключительной, ведущей роли в мировой истории иафетических народов и их преимущественном положении в Христианской Церкви. «Вем ваше жидовское слово, иже ся вы хвалите поведаючи быти семя Симово,- говорил хазарским иудеям на прении о вере Равноапостольный Кирилл, Просветитель Словенский.- Ино ся в том тобе  ничим хвалити. Тако Ной рек сыну своему Симу: «Благословен Бог Симов». Бачиши ли, жиде, иже благословен Бог, а не вы. Вам в том благословеньи ничто же несть. А о языцех тако речено быти: «да распространит Бог Иафета, да вселится в села Симова». Виждь, жидовине, мы, сыны Афетовы, вселихомся в села ваша; вы, сынове Симовы, изгнании бысте из селения вашего, и разогнани по всей земли. А то ся все сполнило уже на нас, християнех, пространство Афетово». Известный русский богослов с учетом святоотеческих толкований священного Писания Ветхого Завета добавляет: «Безначального Родителя и Творца всей твари угодник, корень и прародитель человеческого рода по плоти, великий патриарх Ной после потопа, разделив трем сыновьям своим жизнь в мире сем, каждому указал особое назначение и определение. Симу- сан священства, Хаму- иго рабства, Иафету- царское достоинство, храбрость воинственную и расширение племени сообразно значению имени его, ибо Иафет означает «расширение»или «расширительный». (1)

Соответственно определению праотца Ноя, для потомков Иафета, живших в Древнем мире, было характерно глубокое осмысление прошлого и сознание необходимости укрепления монархии – самой лучшей в их понимании формы власти, сохраняющей вырабатываемый веками, а то и тысячелетиями общественный порядок, целостность их племен, народов и земель. Согласно своим представлениям о царственности и издревле бытующим преданиям, они, еще будучи язычниками, создавали мифы о своих царях, их мудрости, справедливости, силе, могуществе и разрабатывали на основе этих мифов дошедшую до наших дней символику царской власти и  царских регалий.

О венцах древних иранских царей известно, что они отличались разнообразием форм, характерных для каждой правящей династии. Ахемениды носили тиары,- «тиары божественности», как их называли ассирийцы, цари которых также носили тиары. Древнейшее изображение тиары представлено на вавилонском межевом столпе 12 в. до Р.Х.

На царских изображениях ахеменидской эпохи можно встретить и венцы, представляющие собой изящные короны с башенными (или стенными, похожими на городские крепостные стены), и зубчатыми завершениями. Уже в императорскую эпоху в Риме последние станут выполнять знаковую функцию в обозначении солнечной божественности римского императора и позднее получат широкое распространение в европейской культуре.

Символика древнеиранских царских венцов тесно связана с сакральной идеей власти, божественное происхождение которой отражено уже в древнейших арийских преданиях. «Владыка, происходящий от богов»,- так в своих надписях себя величал иранский царь. Такое отношение царя к миру божеств особенно подчеркивалось во время правления царей из династии Сасанидов. Когда Сасанидский царь умирал, он причислялся к лику язатов. «О том, что Сасаниды считали себя богами – «сопричастниками солнца и луны», сообщает Аммиан Марцеллин (23, 6,5). Однако иранская идея божественного происхождения власти царя и обожествления его предков была значительно сложнее понятия «Феос»…(термин встречается в греческой эпиграфике парфянского времени)… Пожалуй, наиболее ярко иранская концепция mzdysn bgy проявляется в инвеститурном рельефе основателя Сасанидской династии Арташира I в Накш-и Рустаме. Здесь представлено одно из первых антропоморфных изображений Ахурамазды на коне, попирающим копытами Ангроманью. Арташир получает от бога венец власти (божественное происхождение царской власти). Конь Арташира I попирает его поверженного врага – парфянского царя Артабана V. Таким образом, языком прозрачных символов в облике царя царей устанавливается земное воплощение верховного божества, но не их идентичность».  (2)

На рельефах Персеполя отображены процессии представителей подвластных иранскому царю народов. Главу каждой такой этнической группы ведет вельможа в парадном персидском платье и в высокой иранской тиаре. При парфянском и сасанидском дворах в качестве инвеститурных знаков титула и сана знать тоже надевала тиары. Это отражено, «например, Аммианом Марцеллином в его рассказе о некоем Антонине, перебежавшем к Шапуру II из римского лагеря во время военных действий. За предательство Антонину при персидском дворе «было предоставлено почетное право носить тиару – эта честь дает право на участие в царском столе, голос на совещаниях с царем и право давать советы». (3) Тиары сохранялись в царском обиходе на территории Ирана и после падения Ахеменидской державы. Царь Дмитрий Полиоркед, например, носил тиару, обвитую голубыми лентами, концы которых спускались по спине.

Александр Великий, завоевав Ахеменидскую империю, сперва носил только македонскую диадему, – простую достаточно узкую матерчатую повязку, которую надевали цари, правившие в Македонии (как атрибут монарха такая диадема сохранилась и у эллинистических царей, приемниках Александра на завоеванных им престолах). Но, провозгласив себя царем Персии, он осуществил реорганизацию своего двора по образу и подобию двора персидских царей. Не всем из окружения Александра это нравилось. «Плутарх пишет, что царь не перенял полностью все из мидийской одежды, а носил нечто среднее между персидской и македонской – она была скромнее первой, но пышнее второй. Вначале Александр одевался подобным образом только дома, принимая «друзей» и «варваров», но позже стал появляться в таком виде на официальных приемах [Плут., Алекс., 45]… он завел во дворце жезлоносцев из местных уроженцев, телохранителями взял виднейших персов, в том числе Оксафра, брата Дария. Затем он надел персидскую диадему и одежду… Но все это Александр вводил постепенно, так как боялся раздражать македонян [Диод.,17,77, 5-6]».  (4) Персидская диадема представляла собой тоже повязку, но значительно шире македонской и с длинными концами, спадающими на плечи.

Цари из династий Селевкидов и Птолемеев по македонскому обычаю носили простую повязочную диадему, преимущественно белого цвета. но иногда на изображениях Птолемеев, как и на изображениях самого Александра, появлялись рога, в общем, как в Передней Азии, так и в Египте, означающие божественность.

Само «слово «корона» (англ. «crown») созвучно слову «рог» (лат. «сorn») и оба существительных предположительно связаны этимологически, (5) выражают одну и туже идею власти, возвышения и освящения. И корона и рог возвышаются над головой и потому являются символами власти и света… корону часто украшали навершиями, которые имели вид рогов и представляли собой лучи света…». (6) Символическими рогами на голове эллинистические цари подчеркивали солнечность своей божественной царственности, самым ярким носителем которой в их представлении оставался Александр Великий.

Сохранились монеты, отчеканенные после похода македонского завоевателя в Индию, на которых изображен Александр также с рогами, но еще и в слоновом шлеме.

Являясь у древних индийцев эмблемой и символом царской власти, слон выражал качества идеального государя- миролюбие, терпение, могущество, храбрость. (7)

Белый слон как символ, олицетворяющий царские достоинства, использовали и  древние иранцы. В пехлевийских текстах образ слона ассоциируется с «храбростью, могуществом и победой», что определенно выражено в толковании сна Попака, которому приснился белый украшенный слон. В Древнем Риме образ слона также связывали с идеей победы и славы. Древнеримский историк Плиний приписывал этому животному вполне мифический характер, когда наделял его способностью сознательного поклонения Солнцу и звездам. Из слоновой кости изготовляли императорские скипетры. В средневековой Европе со времен крестовых походов изображение слона появляется на гербах. В 14 веке в Дании даже был образован орден Слона. Как райское животное слон часто встречается на  живописных произведениях. В ранней западноевропейской традиции он рассматривался в качестве атрибута победы Христа над смертью, а изображение, представляющее его топчущим змею, символизировало уничтожение мирового зла.

В Древней Индии, похоже, цари вообще не имели никакого венца. На сохранившихся скульптурных и барельефных изображениях царские образы могут быть узнаваемы по сложно накрученным многоярусным тюрбанам или по тюрбанам, если так можно выразиться, пышно «взбитым» и украшенным сверху красивым гребнем. До сих пор по всей Индии носят тюрбаны. По тюрбану в этой стране можно определить, откуда кто родом. Например, у раджастханцев (жителей области Раджастхан), «тюрбан уложен на голове крупной «витушкой», и на одно ухо делается напуск, прикрывающий его плотным полукружием. В манере носить тюрбан есть какая-то лихость». (8) Сложные тюрбаны индийских царей были всегда богато украшены, впрочем, изобиловали различными ювелирными украшениями и сами их тела. «Население (Индии), совершенно простое во всех других отношениях, имеет страсть к украшениям,- заметил в свое время еще Страбон [Страбон 15,1,30]. Только в раннем средневековье в Индии на царских изображениях появляются веерообразные и конусовидные, усыпанные драгоценными камнями шапки, похожие на царскую корону и действительно являющиеся царским атрибутом, так как встречаются на изображениях только лиц царского ранга.

После вхождения значительной части северной Индии в состав Кушанского царства (1-2 вв. после Р. Х.), (9) индийские художники создавали скульптурные изображения кушанских царей в головных уборах, отразивших царские традиции скифов. Сохранилось изображение кушанского княжича в головном уборе с широким обручем, над которым возвышается оперенная шея и голова хищной птицы. Общая форма такого головного убора повторяет конусовидно заостренные шапки представителей кушанского царского дома. Эти шапки по-царски украшались драгоценными камнями. Примерно такой же формы головные уборы носили и скифы.

Внешне от других народов скифы более всего отличались своими своеобразными парадными шапками, сравнительно больших размеров и причудливо украшенными фигурками животных и птиц. Часто эти шапки представляли собой высокие сооружения из войлока или кожи, а их детали были изготовлены из дерева и конского волоса, в качестве же дополнительного декора к ним могли прикрепляться золотые бляшки и т. п. По шапке определяли общественное положение скифа, к тому же парадные шапки имели всегда ритуальное значение. Не только на мужских, но и на женских скифских головных уборах украшение играло осмысленную символическую роль и отражало скифские представления об устройстве мира.

«Шапку острой носит», – говорил Дарий, характеризуя саков-тиграхауда, – скифов, обитавших в северо-восточных областях Средней Азии. «Есть предположение, что «тиграхауда» переводиться с мидийского как «стреловидная шапка». (10)

Выше уже было сказано о заимствовании своеобразной формы шапки азиатских скифов, обнаруженном в культуре Кушанского царства. Но это заимствование не является единичным относительно всего разнообразия скифских головных уборов, вызывавших практический интерес у народов, знавших скифов. Саки носили не только стреловидные шапки, но и остроконечные колпаки. Геродот пишет: «Саки, скифское племя, имели на голове остроконечные шапки из плотного войлока, стоящие прямо» [Геродот 7,64]. Как имитация этого головного убора в те времена в южнорусских степях появляются бронзовые шлемы, и в 4 веке до Р. Х. даже в Китае изготовляются шлемы, очень похожие на сакские. Вероятно, форма и технология изготовления этих шлемов были заимствованы в Китае «через посредство скотоводов северных стран». (11) Здесь очень важно заметить происхождение шлема из шапки. Минует чреда столетий, и в средневековой Европе королевский боевой шлем будет рассматриваться как подобный венцу королевский атрибут. И как здесь не вспомнить шапку Мономаха, – древнейшую и самую показательную регалию русских великих князей и царей. В настоящее время господствует золотоордынская версия ее происхождения, но не исключено, более того, вероятней другое предположение, согласно которому, шапка Мономаха представляет собой несколько видоизмененный княжеский шлем. Тогда и древнерусское предание о даре византийского императора Алексея выглядит вполне исторично (об этом здесь еще будет сказано). Между прочим, у Гомера Гелиос, солнечный бог, представлялся в ослепительном сиянии и золотом шлеме.

Головной убор Сасанидского царя, «царя царей, брата солнца и луны», состоял из круглой (или полукруглой) шапки (чалмы) и стенного или зубчатого венца, либо на вид простой повязочной диадемы. Иногда к такому венцу еще прикреплялись стоячие крылья по бокам, а на них –  полумесяц и шар, символически выражавшие титул «брат солнца и луны». Такая корона была так тяжела, что над головой царя ее подвешивали на цепях к потолку. В сасанидских венцах отразились символы иранских божеств: Ахурамазды, Митры, Анахиты и Вретрагны (символ Вретрагны в царской Сасанидской короне – крылья птицы Варган).

Первые римские цари, а за ними римские императоры, как и этрусские цари, носили венец, представляющий собой золотую корону в виде венка, сплетенного из дубовых листьев и желудей. Смысл его заключается в том, что «царь является воплощением бога дуба в человеческом образе. Римские анналы сообщают, что один из царей… по имени Ромул, Ремул или Амулий Сильвий – сам притязал быть богом, равным Юпитеру и даже превосходящим его. Чтобы утвердиться в этих притязаниях и нагнать на своих подданных страху, он построил машины, с помощью которых имитировал раскаты грома и вспышку молнии. Диодор рассказывает, что во время созревания плодов, когда гром гремит часто и звучно, царь приказал своим воинам ударами мечей по щитам заглушать рев небесной артиллерии. За эту нечестивость он и поплатился жизнью: в разгар страшной бури молния ударила в его дворец, а вышедшее из берегов Альбанское озеро затопило его. По сообщению одного античного историка, когда вода спадает и бриз не покрывает его поверхность рябью, на дне озера все еще можно видеть руины дворца. Вместе с рассказом о Салмонее, царе Элиды, это предание указывает на реально существовавший обычай, соблюдавшийся первыми греческими и италийскими царями… Если, нося венки из дубовых листьев, цари Альбы и Рима подражали Юпитеру, то претендуя на умение вызывать гром и молнию, они подражали ему же в ипостаси управителя стихиями». (12)

В сохраненной Афинеем легенде изобретателем венка был сам Янус, – древнейшее божество неба, выступающее как солнце и, что случалось реже, как луна, соединяя в своем образе эти два небесные светила. Отпирая небесные врата, он выводит новорожденное солнце и начинается новый год. Это по его имени и был назван первый месяц в году.

Как символ победы и славы в императорском Риме сохранял свои функции лавровый венец. В республиканский период римской истории этот венец в церемонии римского триумфатора венчал голову триумфатора. Помпезную форму этой церемонии римляне переняли у этрусков.В императорскую эпоху этот венец получает уже значение высшего знака императорской славы.

Кроме дубового венца в качестве императорского атрибута использовалась лучистая корона, отражающая символику солярного царского культа. Лучистый венец в древнем Риме имел только знаковую функцию: изображался на монете. Такая монета известна под названием «радиата» (лат. radio- «испускать лучи»).

Солнечность как идейную основу царской власти отражали те выражения, которые использовались для обозначения незыблемости и владычества Римской империи: sol conservator, sol dominus romani imperii. «Слава» и «победа», свойственные солнцу и свету как символам высшей природы (каждое утро они торжествуют над мраком), тождественны славе и победе императора. «Даже жизнь Юлия Цезаря может быть подведена под схему солнечного мифа. В какую бы страну он не явился, он приходит, видит и побеждает. Он покидает Клеопатру, устанавливает солнечный год, умирает от руки Брута, подобно Зигфриду в песне о Нибелунгах, умирающему от руки Гагена, и, падая под множеством ударов, обагренный кровью, он завертывается в тогу, чтобы умереть во тьме». (13)

Цари дореспубликанского Рима олицетворяли собой упомянутого выше бога Януса, который считался древнейшим италийским царем, а зарождение императорского культа связано с первым римским императором Октавианом Августом и с продвижением им на одно из главнейших мест в пантеоне римских богов солнечного бога Аполлона. До этого богом солнца считался Гелиос. Гелиос – сын титанов, «старшее» божество, а Аполлон- сын Зевса, следовательно, являлся «младшим», олимпийским богом. Но в качестве своего главного покровителя Октавиан Август выбирает Аполлона и стремительно возвышает его культ. Он чеканит монету, на которой этот солнечный бог представляется с его портретными чертами. Доходит до того, что свое участие в гражданской войне он оправдывал противостоянием Аполлона и Диониса, покровителя Марка Антония.

У хеттов Солнце выражало самые общие представления об идеальном. В молитвенных обращениях к нему они раскрывали свое представление о мироустройстве и устройстве своего арийского государства. Так, в одном гимне говорится:

Солнце, господин мой справедливый,
Суд вершащий! Царь земли и неба,
Ты страною правишь и даешь ты
Силу мужества, о справедливый!
……………………………………
Милостивый бог. Благое Солнце!
Сын богини матери Нингаль
…………………………………..
Царственный герой, благое Солнце!
……………………………………..
И возмездие один даешь ты
За обиженных и сиротливых

Поразительно похожа этическая тема «путей правды» в Ветхом Завете (Книга Притчей Соломоновых 8, 20; 1 Царств 12,23; Иеремия 6,16) на содержание другого хеттского гимна солнцу:

Солнцу – слава! В сердце человеку
Смотришь, Солнце, прямо с высоты,
Сердца ж твоего никто не видит.
Если кто-нибудь поступит дурно,
Ты вверху увидишь и осудишь.
Я иду своей дорогой правды,
Кто б не поступил со мною дурно,
Солнце, пусть увидишь ты его!

Хеттский царь представлялся просто и ясно: «Я – солнце».

Уже выше говорилось, что своим родоначальником скифы считали Колоксая. Подобно этому древнее предание восточных славян связывало происхождение их предков от солнечного бога. «Слово о полку Игореве» говорит о славянах как о внуках солнца- Даждьбога: «Погибашеть жизнь Даждьбожа внука»; «Встала обида в силах Даждьбожа внука». Солнечными были и их князья, а позже – цари. «Подобно тому, как впоследствии в народном эпосе «красное солнышко» служило предикатом князю Владимиру, так в договоре Олега упоминаются светлые князи и в народе доселе говорится: «белый царь», то есть от небесного владыки эпитет переноситься на земного. Точно так же англосакс.bealdor, baldor получило значение князя, короля, господина». (14)

В Индии белый цвет («пундарика») – знак царственной власти, а белый цвет кожи считается признаком особой телесной красоты. Даже слова «белый» и «красивый» в древних и современных языках Индии часто обозначаются только одним словом. (15)

В ведическом гимне «На поставление царя» содержится сравнение царя с солнцем:

К тебе пришло царство. Взойди с блеском!
О господин племен, единый царь, воссияй на востоке!
Да призовут тебя, о царь, все стороны света!
Да будешь ты достойный услужения, достойный поклонения!
[Атхарваведа3,4].

«Единодержавие, ставившее индийского раджу на недосягаемую высоту по отношению к подданным царя, тем самым являлось уравновешивающим элементом, внося таким образом в жизнь страны, выражаясь современным языком, сильную демократизирующую струю. В единодержавии была еще сторона, имевшая большое психологическое значение: человек, ставивший во главу управления другого человека, которого он по значению почти приближал к богам, которому приписывал исключительные свойства и от которого поэтому требовал исключительных достоинств, тем самым возвышал себя, признавая, что только такому как бы сверхчеловеку он подчиняется и только его велениям наряду с велениями божества он признает для себя обязательными. Вся эта идеология единодержавия частью бессознательно и делала его таким прочным в Индии, несмотря на все, часто весьма отрицательные его стороны; в этой же идеологии следует искать объяснения того, почему при непомерных поборах, давлении и несправедливости народное негодование обращалось обыкновенно не на царя, а на его советников, доходя часто до кровавой расправы. Народная мудрость в бесконечных поговорках отстаивает единодержавие; достаточно указать на одно из этих бродячих изречений: «Государство, в котором много руководителей, мнящих себя мудрыми и стремящихся к власти,- погибнет». (16)

Вокруг головы иранского царя часто изображался нимб. Такой нимб представляет собой воплощение сияющего Фарны. Фарно или Хварно (древнеиранск. Hvarnah) – божество древних иранцев. Это – сияние, божественный огонь, божественная сущность, приносящая власть и могущество, жизненная сила, дарованная высшим божеством, «которым завладели грядущие и бывшие арийские цари». Фарно покидает царя, впадшего в грех, но его никак нельзя отнять насильственным способом. Оно никогда не оставит того, кто искренне следует за ним, и в испытаниях будет служить поддержкой и укреплением. Первым носителем Хварны был первочеловек Йима,- царь золотого века, сын солнечного божества Вивахванта.

В Греции и Риме под Фарном чаще понималось просто счастье, доля, судьба, что напоминает аналогичные божества Тихе и Фортуну, однако, это не исключало представление о монархе как о царственном обладателе сверхъестественных качеств.

В древней Европе царь считался одним из асов или полубогом, побеждающим врагов благодаря quorum quasi fortuna vincebat. В случае поражения царя в бою усматривали следствие какого-нибудь аморального царского поступка, но не умаление божественных даров, ниспосланных ему с неба как монарху. Древнее скандинавское выражение «хайль» означает одновременно «власть» и «удачу».

В 303 г. н.э. император Диоклетиан возложил на себя заимствованную у сасанидов диадему в виде белой повязки, расшитой жемчугом. Но еще Аврелиан «первый среди римлян надел на голову диадему, украшенную золотом и драгоценными камнями, что до того казалось совершенно чуждым римским обычаям» [Извлечений о нравах и жизни Римских Императоров 35,5]. У Констинтина Великого голова уже «постоянно была украшена диадемой» [Аврелий Виктор. О Цезарях. XLI, 14].

Диадема в виде повязки, богато усыпанная драгоценными камнями, еще в добавок с жемчужными подвесками (катасистами), свисающими по бокам у висков, стала основной Императорской регалией и в ранней Византии. Позднее такой венец стал представлять собой украшенный подобным образом золотой обруч, который постепенно, в течение нескольких веков становился шире, пока полностью не закрыл волосы. К тому же он получил и новое название «стемма» (лат. гирляда, венок).

К XII в. стемма представляет собой уже золотой обруч, надетый на матерчатую шапочку, увенчанный крестообразно сложенной дугой. В мемуарах Анны Комниной, дочери Императора Алексея Комнина, такая стемма описывается следующим образом: «…она со всех сторон украшена жемчугом и драгоценными камнями, из которых одни лежат на ней, а другие свешены, потому что на висках справа и слева спускаются нитки жемчуга и камней и ударяются о щеки. Это-то и есть отличие собственно царской одежды. Венцы кесарей только по местам украшаются жемчугом и камнями и сверху не имеют полушария». (Имеется в виду скиадий – корона «кесарей» и других высших должностных лиц, не имевшая жемчужных подвесок и  перекрестья из дужек, увенчанного крестом).  (17)

Примером такой стеммы может служить так называемая корона святого Стефана, присланная в дар венгерскому королю Гезе I (1074—1077 гг.) византийским Императором  Михаилом VII Дукой. На ней помещено изображение самого Василевса-дарителя. «Этому любопытному эмалевому портрету, укрепленному в задней части короны, соответствует образ Пантократора, занимающий ее переднюю часть, когда как император-соправитель Константин и король Геза находятся справа и слева от василевса. Нигде  больше в византийском искусстве иерархия власти не выражается так ясно в образах:  pambasileus (лат. император вселенной) и basileus (лат. василевс, император) соединены на одном предмете, ибо их полномочия в некотором роде аналогичны и дополняют друг друга, раз один является отражением другого; но василевс занимает заднюю часть короны, оставляя, естественно, первое, то есть переднее, место Пантократору; второй император и венгерский король – рангом ниже основного василевса. Именно это и определяет их положение в композиции, а также еще более существенная деталь, а именно, цвет эмалевых букв, составляющих имена трех властителей. Эти буквы красные – в имени Михаила Дуки, подлинного василевса, и зеленые – в именах двух остальных. Можно спорить, должна ли отправка этой короны считаться доказательством вассальных отношений Венгрии к Византии, но ясно, что византийский автор короны попытался расположением портретов зафиксировать иерархию власти и что, по его мысли, император Константинополя стоит между королем и Христом, сеньором всех монархов. Таким образом, василевс образовал вершину пирамиды человечества, над которой был лишь Бог, и нужно думать, что венгерский король, надевший эту корону, допускал – если не юридически, то по крайней мере «философски» – эту систему политико-мистических взглядов, которая ставила его, хотя бы только морально, в некую духовную зависимость от императора». (18)

Короли из династий Меровингов и Каролингов, а после них и киевские князья также получали Царские инсигнии от византийских императоров.

Заключительный этап русско-византийского противостояния пришелся на Великое княжение Владимира Мономаха, который организовал новый военный поход против греков. Однако, Император Алексей не допустил даже начало этого похода, послав к киевскому князю посольство со своими дарами, среди которых был и Царский венец – будущая шапка Мономаха. Карамзин это описывает так: «Алексей Комнин прислал в Киев дары: Крест Животворящего Древа, чашу сердоликовую Августа Кесаря, венец, златую цепь и бармы Константина Мономаха, деда Владимирова; Неофит, митрополит Эфесский, вручил сии дары Великому князю, склонил его к миру, венчал в киевском соборном храме императорским венцом и возгласил царем российским. В оружейной палате хранятся так называемая Мономахова златая шапка, или корона, цепь, держава, скипетр и древние бармы, коими украшаются самодержцы наши в день своего торжественного венчания и которые действительно могли быть даром императора Алексея». (19)

Особое место в средневековой русской историографии отведено древнему Вавилону. С Вавилоном связывалось происхождение регалий византийского Императора Льва. В 15 в. большой популярностью на Руси пользовалось «Сказание о граде Вавилоне». В нем говорится следующее.

Византийский Император Лев решил найти в руинах древнего Вавилона принадлежавшие царю Навуходоносору царские сокровища. Для этого Он собрал свое войско и двинулся к Вавилону. Но, не дойдя до него, Он остановился и отправил за сокровищами троих: грека, абхазца и русина. Эти посланцы, войдя в Вавилон, обнаружили в нем церковь. В этой церкви на гробнице они увидели трех святых отроков Ананию, Азарию и Мисаила. Голос из гробницы велел им идти в Навуходоносорову сокровищницу и взять Царские регалии. В сокровищнице ими были обнаружены два Царских венца и при них грамота, разъясняющая, что венцы сделаны Навуходоносором для него самого и для его царицы, а теперь должны быть носимы Императором Львом и его Императрицей.

В Западной Европе в Средневековье существовали королевские венцы византийского типа, но постепенно их начинают вытеснять так называемые арочные короны, правда, в последних, все же, в общем усматривается традиционная византийская форма. Подобного типа коронами в 16-17 столетиях пользуются практически все королевские дома Европы.

Кроме шапки Мономаха во второй половине 17 веке среди регалий русских царей как Царский головной убор выделяется венец, использованный в Венчании на Царство Феодора Алексеевича. Этот Царский венец изготовлялся под присмотром думного дьяка Грамотина, поэтому его можно назвать  Грамотинским венцом. (20)

«Следует отметить, что Грамотинский венец, со сложным коронообразным завершением, призванный стать регалией при последующих венчаниях на царство (отсюда и подчеркивающее эту его функцию название), использовался в церемонии возведения на престол вопреки укрепившемуся в науке мнению, что все венчания производились только шапкой Мономаха. Но это произошло лишь однажды, при возведении Федора Алексеевича. Был ли использован Грамотинский венец во время венчания его отца, царя Алексея Михайловича, остается неясным…

Это сложное ювелирное сооружение имело три яруса, состояло из трех, поставленных друг на друга «корун» — двойного навершия на тулье. Дуговые, сводчатые «коруны» наводят на мысль о византийской стемме, символичной форме, увенчивающей тулью». (21) Таким образом Грамотинский венец подчеркивал преемственность Русского Царства, Третьего Рима, от Второго Рима, то есть Византии.

После преставления Царя Федора Алексеевича на Престол были возведены Его братья Иван и Петр. Венчание на Царство братьев Феодора Алексеевича было проведено по старому образцу без переоблачения в Царские одежды, а, следовательно, и без использования Грамотинского венца.

В 18 – 19 вв. в Российской Империи господствовала Царская корона западного образца, форма которой, как уже говорилось, так же восходила к стемме – венцу византийских василевсов.

Примечания:

(1) Иннокентий (Гизель). Киевский синопсис, или краткое описание о начале славянского народа/ Келейный летописец святителя Дмитрия Ростовского с прибавлением его жития, чудес, избранных творений и Киевского Синопсиса архимандрита Иннокентия (Гизеля), Свято-Успенская Почаевская Лавра, 2007

(2) Луконин В.Г. Древний и раннесредневековый Иран. М., 1987, с.115

(3)  Луконин В.Г. Там же, с.121

(4)  Гафуров Г.Б., Цибукидис Д.И. Александр Македонский и Восток, М., 1980, с. 210

(5) Chevalier J., Gheerbrant A. Distionnaire des symbolеs. Mythes, reves, coutumes, gestes, formes, couleurs, nombres, Рaris, 1982

(6) Сакрализация власти в истории цивилизаций,  М., 2005, ч. 1, с. 39

(7) В Древней Индии существовал интересный и весьма своеобразный обычай избрания нового царя в случае смерти бездетного государя. Когда случалось последнее, царские сановники устраивали в столице пышную процессию, центральное место которой занимало шествование царского слона. Человек, возле которого останавливался этот слон и которого сажал к себе на спину, становился царем. « В позднеджайнском произведении «Паришиштапарване» есть сообщение о том, что первый нандский правитель был избран именно таким образом. Когда умер бездетный царь Удайн, сановники устроили шествие по улицам Паталипурты. Нанда- сын куртизанки и цилюрника- в это время праздновал свадьбу; свадебная и траурная процессии встретились. Царский слон остановился около Нанды и посадил его к себе на спину. Конечно данные Хемачандры не могут служить достаточно убедительным доказательством, но уже сам факт признания поздним джайнским писателем возможности существования подобной практики избрания царя в нандский период, безусловно достоин внимания» (Бонгард-Левин Б.М. Некоторые особенности государственного устройства империи Маурьев/ Древняя Индия: история и культура, М., 2008, с. 98).

(8) Гусева Н.Р. Индия в зеркале веков. М., 2002, с. 117

(9) В этом государстве центральное место заняла Бактрия.

(10) У истоков цивилизации,  М., 2004, с. 132

(11) Кузьмина Е.Е. Сложение скотоводческого хозяйства в степях Евразии и реконструкция социальной структуры общества древнейших пастушеских племен. / Материалы по хозяйству и общественному строю племен Южного Урала. Юфа, 1981. с. 265

(12) Фрезер Дж. Золотая ветвь, с. 205

(13) Тайлор Э.Б. Первобытная культура, М., 1989, с. 152

(14) Афанасьев А. Славянская мифология, М.-СПб., 2002, с. 69

(15) «Столь бы ни был популярен стандартный тезис современных этноисториков о том, что никакой индоевропейской расы не существовало вообще, сами индоевропейцы почему-то думали иначе. Они с завидным упорством приписывали себе определенный антропологический облик, один и тот же от Индии до Греции. Для него в «Ригведе» употреблялся фиксированный термин svitnia (1.100.18; 7.33.1;7.83.8), что означало, как легко видеть безо всякого словаря, «белокожий», «светлый», выражаясь просто антропологически, «светлопигментированый». Почти все герои «Махабхараты» наделены очами «синего лотоса». Отнюдь не черными и даже не карими. Патанжали в комментарии к трудам Панини (6.2.15) отмечал, что истинному брахману подобает иметь каштановые волосы и серые глаза. О прибытии к персидскому двору как темных (аборигенов), так и светлых (потомков индоевропейских завоевателей) индийцев сообщал Ктесий (Indica, fr.9) В «Илиаде» (1.197; 17.673; 24.141 и др.) все ахейцы стандартно белокуры – Ахиллес, Менелай, как и все ахейские женщины, и наконец, сама Гера. Даже на рельефах Тутмоса IV (1420-1411 гг. до Р. Х.), по заключению Э. Олмстеда, египетские художники с присущей им точностью сумели запечатлеть «нордический» (индоевропейский) облик колесничей знати государства Митани- Марианну, равно как и арменоидный тип их хурритских слуг и оруженосцев» (Лелеков Л.А. К новейшему решению индоевропейской проблемы. / Вестник древней истории. М., 1982, № 3).

(16) Ольденбург С. Ф. Культура Индии, М., 1991, с.33

(17) Мареева О. В. Генезис венца как регалии власти//  Священное тело короля: Ритуалы и мифология власти, М., 2006, с. 423

(18) Грабар А. Император в Византийском искусстве, М., 2000, стр.35

(19) Карамзин Н.М. Предания веков, М., 1988, с. 173. Здесь Н.М. Карамзин допустил ошибку в отношении скипетра и державы, которые на Руси появились гораздо позже.

(20) В описи Большого государева наряда Грамотинский венец следует сразу же за шапкой Мономаховой, чем подчеркивается его несомненный приоритет перед другими царскими парадными головными уборами. Кроме того он единственный, документально поименованный «венцом». Все остальные головные уборы, во всех описях как Государевой казны, так, в последствии и Оружейной палаты, назывались «шапками» (Мареева О. В. Там же, с. 426).

(21) Мареева О. В., Там же, с.426